БРАТЬЯ ПО АФРИКЕ
Когда возникает яркая личность, зачастую одновременно появляется ей подобная. Я хочу сказать, что при внимательном изучении выдающихся современников такого человека, нередко обнаруживается его двойник.
Между такими людьми могут быть личные отношения, а могут они даже и не знать о существовании друг друга, но какая-то незримая связь между ними тем не менее присутствует.
Разбирая подобные судьбы, можно четче и яснее разобраться в мотивах тех или иных поступков «двойников». Для начала я бы назвал такие «дуэты»: Адольф Гитлер — Иосиф Сталин, Николай Заболоцкий — Сергей Прокофьев, Максим Горький — Джек Лондон.
Больше всего мне хотелось разобраться в «дуэте» Сталин-Гитлер. Мне кажется, на основании их взаимоотношений я могу правдоподобно объяснить, почему Сталин после начала боевых действий со стороны Германии испытал шок и растерянность, хотя по всем внешним данным он вполне должен был быть готов к такому развитию событий.
Но не сегодня же - 14 февраля, разбираться в этом! Святой Валентин не поймет.
Поэтому я и остановил свой выбор на дуэте двух Александров — Пушкина и Дюма.
Они ко Дню Валентина отлично подходят, поскольку кроме как писатели, в достаточной мере известны своей любвеобильностью. Такая гипертрофированная страстность им досталась от африканских предков.
Но по порядку. Вот выдержка из родословной, составленной Александром Пушкиным (поэт, как известно, родился 6 июня 1799 года).
«Дед моей матери был негр, сын владетельного князька. Русский посланник в Константинополе как-то достал его в серале (в гареме. — К.Р. ), где содержался он аманатом (то есть слугой, вероятно, африканский предок Пушкина был заложником или рабом в Турции) и отослал его Петру I вместе с другими арапчатами. Государь крестил маленького Ибрагима в Вильне, в 1707 году, с польскою королевою, супругой Августа, и дал ему фамилию Ганнибал. Старший брат приезжал в Петербург, предлагая за него выкуп, но Петр оставил при себе крестника. До 1716 года Ганнибал находился неотлучно при особе государя. Спал в его токарне, сопровождал в походах, потом был послан в Париж, где несколько времени обучался в военном училище, вступил на французскую службу, во время испанской войны был ранен в голову. Петр I неоднократно призывал его к себе, но Ганнибал не торопился. Тогда Петр сказал, что тот может оставаться, где хочет, но он все равно не бросит своего питомца. Растроганный Ганнибал вернулся в Петербург...
Дед мой Осип Абрамыч служил во флоте и женился на Марье Алексеевне Пушкиной, дочери тамбовского воеводы. И сей брак был несчастлив. Ревность жены и непостоянство мужа были причиной неудовольствий и ссор, которые кончились разводом... Африканский характер моего деда, пылкие страсти, соединенные с ужасным легкомыслием, вовлекли его в удивительные заблуждения... Он умер от следствия невоздержанной жизни в 1807 году в своей деревне.»
Запомним эти африканские черты: «пылкие страсти, соединенные с ужасным легкомыслием». Во многом их наследовал и Пушкин. С родословной Дюма дело примерно обстояло так же. Та же причудливая смесь старых дворянских кровей с африканскими.
Александр Дюма родился 24 июля 1802 года, его отец Тома-Александр Дюма Дави де ля Пайетри был сыном маркиза с древней дворянской родословной и чернокожей рабыни Сессеты с острова Сан-Доминго.
У Пушкина африканская линия пошла от прадеда, у Дюма — от бабки. Гениальность явно проявилась только в 3 — 4 колене после смешения двух рас.
Биография Пушкина у нас довольно известна. Коротко. В математике — ни в зуб ногой, но еще в детском возрасте обнаружились литературные способности. Характер очень живой, если не сказать буйный. Александр быстро обзаводится друзьями и является заводилой в Царскосельском лицее. Весьма ранний интерес к противоположному полу.
Вот описание юного Дюма, данное скрупулезным исследователем его жизни Андре Моруа: «Он был подобен стихийной силе, потому что в нем бурлила африканская кровь... вдобавок он был наделен... талантом сказителя, присущим африканцам. Стихийность его натуры проявлялась в отказе подчиняться какой-либо дисциплине...Школа не оказала никакого влияния на его характер, она не сформировала и не деформировала его. Дальше таблицы умножения Александр не продвинулся. Любое притеснение было для него несносно. Женщины? Он их любил всех сразу; он с самого начала убедился, что завоевать их расположение нетрудно, но не мог понять, к чему клясться в верности одной из них. При этом он вовсе не было аморален... В юности он был страстным охотником, краснобаем, влюблялся во всех девушек, готовых слушать его россказни, и был жаден до удовольствий».
Просто братья!
Оба они достаточно быстро приобрели успех на поприще литературы. По сути два этих человека олицетворяют первое паломничество африканцев в европейскую культуру.
В музыкальную культуру Европы африканцы ворвались позднее — уже в ХХ веке, посредством джаза бывших чернокожих рабов США.
И в музыку, и в литературу африканцы принесли чувственность и кипучесть. В произведениях и Дюма, и Пушкина нет особой глубины, но присутствуют необычайная легкость, изящество, бесшабашность и бесстрашие в сочетании с любовно-приключенческим флером.
До Александра Сергеевича русскую лирику можно назвать вялотекущей. Он взорвал ее своим африканским темпераментом! «Я вас любил, любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем...», «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты...», «Я вас люблю, хоть я бешусь, хоть это труд и стыд напрасный...» Человек, утверждавший, что «во всей России вы вряд ли найдете пару стройных женских ног» — естественно должен был убедиться в этом лично. Заметьте, речь идет о масштабах страны! Поэтому неудивительно, что и в мировой литературе немного к тому времени было написано настолько откровенных строк о любви, как например: «...Когда, склоняяся на долгие моленья, ты предаешься мне нежна без упоенья, стыдливо-холодна, восторгу моему едва ответствуешь, не внемлешь ничему. И оживляешься потом все боле, боле — и делишь, наконец, мой пламень поневоле!»
Дюма тоже не отставал. Создается впечатление, что с годами количество его любовниц возрастало. Уехав в Брюссель (больше от долгов, чем от политической реакции), он своей двадцатиоднолетней дочери Мари прислал такую записку: «Я возвращаюсь с г-жой Гиди. Если портрет Изабеллы снова в моей комнате, прикажи его убрать».
Когда уже совсем в преклонном возрасте к нему домой неожиданно заявлялся взрослый сын (будущий автор «Дамы с камелиями»), папа застенчиво (или, точнее говоря, условно-застенчиво) прятал любовниц за портьеры.
Его д’Артаньян вел интрижки одновременно с госпожой Бонасье, миледи и ее служанкой. Повинуясь романтизму своего времени, герои Дюма постоянно спасали дам из затруднительных ситуаций (кроме миледи, ну тут уж ничего не поделаешь — «она сама первая начала»). И параллельно с ними, герой русского африканца лихо стрелял в дрессированных медведей и самонадеянно заявлял: «Не бойся, Маша, я Дубровский!»
Оба писателя успешно издавали собственные журналы, Пушкин — «Современник», Дюма — «Мушкетер».
И тот и другой оставили после себя обширное литературное наследие, и тот и другой всерьез занимались историей своих государств и сочиняли на этой основе беллетристические произведения.
Жизнь и одного, и другого напоминает любовно-приключенческий роман. Только у Дюма со счастливым финалом, а у Пушкина — с трагическим. Здесь сходство в их судьбах заканчивается.
Дюма сумел разбогатеть и обанкротиться, но при этом всегда оставался на плаву. Пушкин никогда не был состоятельным человеком.
В теплолюбивой Франции африканский темперамент Дюма вызывал у прекрасного пола ответный восторг.
Отношения же Александра Сергеевича с супругой безоблачными не назовешь. «Дева севера» (как иногда поэт величал соотечественниц) Наталья Гончарова не слишком разделяла его пылкость.
Все в жизни Пушкина в его родной «холодной» стране чем дальше, тем больше замедлялось и приобретало зловеще-драматические тона. В точности как в его мрачноватых, исторических вещах из русской истории, вроде «Бориса Годунова» с «кровавыми мальчиками в глазах». Здесь уже, в отличие от многих его лирических стихотворений, не было игривости, присущей пьесам и романам Дюма.
Францию с Россией связывало очень много: и война (с Наполеоном) и мир (бесконечная мода на французское). По иронии судьбы первый язык, который выучил Пушкин, был французский. И по ее роковой случайности (или закономерности?) убийца его тоже оказался французом...
Только 1858 году, через двадцать лет после смерти поэта, Александр Дюма побывал в России. И накатал семь томов описания своего путешествия — «От Парижа до Астрахани» (1859), и «Кавказ» (1860). Безусловно, очень любопытно было вообразить встречу этих двух по-негритянски кучерявых литераторов, понимающих толк в женщинах и винах.
Если француз Дантес сыграл роковую роль в смерти гениального русского поэта, то, напротив, одна из последних утешительных реплик в жизни Дюма была от русской горничной. Писатель, несмотря на тяжелое состояние здоровья, не терял чувство юмора. «Аннушка находит тебя очень красивым», — передали ему слова русской служанки. — «Поддерживайте ее в этом мнении», — улыбнулся Дюма...
При мысли и о Дюма и о Пушкине, как ни о ком другом, сразу появляется какое-то феерическое сияние, ощущение брызжущего жизнелюбия, очаровательного легкомыслия и радости. Европейской культуре была сделана прививка жарким африканским солнцем! И она пошла ей на пользу.